Будучи довольно-таки сообразительным радиоактивным мясом — а без сообразительности я бы столько в сталкерах не протянул, — я сопоставил эти две картинки и сделал вывод, что пресловутая «новая камера» представляет собой оптический сенсор робота-кентавра. И именно этот робот открыл трансляцию со своих сенсоров в общую, сеть службы безопасности базы «каперов»!
Итак, те же и робот-кентавр.
Настоящий робот-кентавр, клянусь, чтоб мне никогда полной «пустышки» не видать!
Приземистый обтекаемый корпус на четырех суставчатых конечностях. В передней части корпуса — призматическая башня высотой метра полтора.
Башня была увенчана двумя черными яйцами размером с мяч для регби. Каждое яйцо лежало на боку и крепилось к вершине торса-башни при помощи шеи, образованной гофрированным металлическим рукавом.
Эти яйца были головами робота-кентавра. Я знал, что благодаря гофрированному рукаву-шее, способному удлиняться до трех метров, голова может заглянуть за угол, поинтересоваться содержимым любой дыры, протиснуться даже в дымоход!
По бокам башни крепились конечности-манипуляторы — руки кентавра, — снабженные множеством суставов и телескопических «манжетов». Благодаря такой конструкции они имели никак не меньше шести степеней свободы каждая: сгибались, вращались, втягивались, удлинялись…
— Всем! В ленинской комнате робот А-серии! Русский робот А-серии! — заорал Борман.
— Борман, молчать, — сказал главарь, к которому, после того как он долбанул Шиву пистолетом, внезапно вернулось спокойствие. Мужик неплохо владел собой, учитывая обстоятельства.
— Молчать, — эхом отозвался робот. — Отпустить Шиву. Стоять спокойно.
Выдав эту последовательность четких директив, робот-кентавр на закуску с какой-то светской обходительностью поинтересовался:
— Кто вы? С какой целью явились?
— Пришли от Севарена, научная база «Объект 2106», — ответил главарь. — У нас важный разговор к Инвестору. Очень важный.
— Инвестор перед тобой. Говори.
— Но…
— Говори, — настаивал робот, — я слушаю тебя.
— Господин Севарен, пославший нас, предлагает тебе сотрудничество…
К сожалению, что сказал главарь дальше, я не расслышал. Потому как оператор, адресуясь ко мне, крикнул:
— Посмотри-ка в коридор! Там прямо цирк с конями! — Разумеется, он имел в виду камеру, ведущую трансляцию из дальнего угла коридора.
И точно, оно того стоило. Несвятая троица в экзоскелетах, которая оставалась для контроля коридора и заодно присматривала за плененным Тополем, явно слышала дикий вопль Бормана про «русского робота А-серии». И решила принимать меры на свой страх и риск.
Один из них, обладатель гауссовки в-15, осторожно выдвинулся на огневую позицию у открытой двери с цифровым замком. С этой новой позиции он мог наблюдать голову робота-кентавра. Точнее сказать, одну из двух его голов.
Выстрел!
Черное яйцо разлетелось вдребезги. А вместе с ним накрылась и камера, которая вела прямую трансляцию из ленинской комнаты. Теперь мы с оператором могли довольствоваться только зумированной картинкой с камеры, глядевшей в дверной проем из коридора.
О, можно было не сомневаться: вот-вот начнется кровавая баня. В прошлом году я видел, как расправляется с шестью наемниками робот Авель, полевой искатель. Уверен, его собрат по А-серии тоже был способен отомстить за свою отстреленную голову.
Если, конечно, обладал боевым программным обеспечением!
А судя по дикому воплю, донесшемуся из ленинской комнаты, — он им обладал.
Это событие словно бы послужило для меня сигналом.
Я вдруг понял, что пора прекращать глазеть и начинать немедленно действовать. Я оторвался от происходящего на экранах — хотя, уверяю вас, там было на что поглазеть — и вернулся к исполнению своих прямых обязанностей закадычного друга Константина Уткина, также известного как сталкер Тополь.
При помощи оператора я снял механизированную броню с застреленного мною боевика.
Переборов брезгливость (внутри было мокро от крови), облачился в этот экзоскелет сам. Герметичный шлем-сферу от экзоскелета — проигнорировал.
Конечно, этот шлем очень серьезно повышает устойчивость к взрывным и аномальным физическим воздействиям, но разбираться с работой системы визуализации и целеуказания, с его акустикой и прочим было некогда. Я знаю, как всё это работает в «Ратнике». Но в этой, неизвестной модели? Ну его к бесу.
Я перезарядил карабин АКТ-40, не побрезговал и немецкой штурмовой винтовкой G-11.
— Ты идешь со мной. Покажешь самый безопасный путь к ленинской комнате, — сказал я оператору.
Я… Я могу рассказать.
— Рассказывать не надо. Надо показать. Возражения не принимаются.
Оператору было очень страшно, но он согласился.
В коридорах базы пульсировали красные лампы аварийного освещения. Звенели тревожные зуммеры.
Ленинка оказалась гораздо ближе, чем я думал.
— За этим поворотом, — едва слышно сказал оператор.
Я осторожно выглянул.
При Тополе оставался только один боевик. Из дальнего конца коридора, где находилась ленинка, доносились странные, зловещие звуки.
В основном то были частые раскатистые удары — как будто лупили кувалдами попеременно то в кирпичную кладку, то в нечто, сделанное из тонкого листового железа, — скажем, в автомобиль.
На этот индустриальный фон накладывались редкие, неуверенные какие-то выстрелы.
И еще более редкие похрустывания.
Тот боевик, который остался при Тополе, припав на одно колено, следил за дверным проемом ленинской комнаты.