Полураспад - Страница 53

— Лучше давайте за то, чтобы их росло в Зоне ровно три штуки в год. Но чтобы все эти три штуки доставались нам! — поправила меня рассудительная Гайка.

«А ведь мерзавка права! — подумал я. — Вот он — хваленый женский прагматизм!» И я дзынькнул о бок Гайкиной рюмочки своей рюмкой.

Тем временем на невысокой сцене бара появились музыканты. Лабухи.

Один был вокалистом, перед ним стояло старинное электрическое пианино на треноге с надписью «Yamaha».

Другой был гитаристом. Волосатым, испитым, с нахальной рожей дворового пацана-бузотера. Кажется, назревало веселье.

— Если кто не в курсе, сегодня день рождения сталкера по имени Панд… Панду — тридцать лет. И у него сорок девятый размер ноги…

Компания, собравшаяся за дальним столиком, одобрительно заревела в дюжину глоток — как видно, Панд бььп где-то среди них и про его сорок девятый размер знали все. Кто из них прозывался Пандом — я понятия не имел.

Вообще в баре на базе «каперов» было фрустрирующе много совсем незнакомых мне рож. Скажем, если в баре на Дикой Территории я знал каждого второго, то здесь я едва-едва мог с уверенностью сказать, что вон тот шкет с бритым черепом зовется Носорогом, а вон тот дылда в тельняшке, кажется, Момент. Неужели я старею и теряю хватку?

Тем временем вокалист на сцене закатил глаза к потолку и загнусил что-то очень лирическое и задушевное. До меня донеслось:

…Свой винтарь поцелую и мамины бусы сорву…
Друганов созову, на хабар свое сердце настро-ою
А иначе зачем на земле этой вечной живу…

Потом музыка стала более ритмичной. И многие из сталкеров — тоже порядочно вдатые, как я теперь понимаю, — пустились в пляс. Кто на медвежий манер, кто на тюлений, а кто и вообще за пределами зоологических сравнений.

Пошли танцевать и мы с Гайкой, оставив Тигренка прислеживать за нашими вещами (и, кстати, бабосами).

Не стану скрывать — народ поглядывал на меня с некоторой завистью. Единственная баба в заведении — и та танцует с этим плюгавеньким, с хвостом, в котором уже полно седых волос.

Еще приятнее мне стало, когда пошел так называемый «медляк»…

Клянусь счастливым носовым платком друга Тополя, к нашему столику стояла четырехметровая очередь из жаждущих потанцевать с нашей Гаечкой. Но Гаечка была непреклонна.

— Все танцы сегодняшнего вечера я обещала вот этому вот товарищу. — С этими словами Гайка церемонно указывала рукой на вашего покорного слугу. — Я перед ним очень виновата. И хотела бы загладить свою вину!

Нужно ли говорить, что я был крайне польщен? Что я простил Гайке все ее грехи, включая будущие? Что я Уже почти созрел сделать ей предложение? Ну не замуж, конечно. Но на что-то вроде, столь же приятное…

А со сцены неслось:

Оглянись, незнакомый прохожий
Мне твой взгляд неподкупный знаком.
Может, зомби ты, правда же, может?
Не всегда мы зомбей узнаем…

Хмельные компании там и тут дружно подпевали солисту, не вставая из-за своих уставленных горючим столиков:

Как молоды мы были, как кровососов били,
Как искренне любили и верили в дензнак!

Мда…

А потом мы с Гаечкой пили шампанское. Не помню, как знатоки алкогольных ритуалов называют эту фигню — когда после водки пьют шампанское. Не то «северное сияние», не то «death track»… На второе, конечно, больше похоже по сути. Но и от первого в ощущениях что-то есть… Спишь потом — будто в прошитой разноцветными лучами невесомости паришь…

А потом мы с захмелевшей и явно подавленной масштабами гулянки Гайкой отчаянно целовались в коридоре.

К стыду своему я плохо помню подробности. Но зато помню, что в целом у меня было такое чувство, что губы слегка устали от этого приятного, но все же избыточно подросткового времяпрепровождения и хорошо бы перейти к чему-то посущественней. И мы бы перешли, если бы тем временем не обнаружилось, что Тигренок наш мертвецки пьян и спит лицом в салате «оливье».

Делать нечего — мы с Гайкой, которая оказалась по-мужски сильной, потащили бездыханное тело моего спасеныша «в номера».

То есть в наш с ним номер.

Тигренок был довольно тяжелым. Он брыкался, мычал что-то невразумительное и хватался за все дверные ручки, перила и выступающие фрагменты интерьера… Снимая с него ботинки возле узкой кровати, рассчитанной на одного полумертвого от усталости сталкера, я опасливо прикидывал — станет ли наш Тигренок блевать или воздержится?

Помню, Гайка что-то шутила по этому поводу. Мы смеялись. И целовались снова. В руках у Гайки была недопитая бутылка пива «Беке»…

…Вон она, кстати, та бутылка. Пустая уже. Лежит возле мусорного ведра, в которое заправлен аккуратный синий пакетик.

Я высушил лицо полотенцем и придирчивым взглядом осмотрел себя в зеркало, что висело над умывальником. Да, на одутловатом, синющном каком-то лице отпечаталось все — и пиво, и шампанское, и водка. Такие рожи хорошо снимать для социальной рекламы, в ролике о вреде пьянства, типа «пьяный отец — горе семьи» или «напился, подрался, сломал деревцо — стыдно смотреть людям в лицо»…

Святые угодники! Сколько раз я обещал себе не смешивать? И что?

Моя одежда лежала неопрятной кучей возле стула {на котором она, по идее, должна была бы висеть).

Я вынул из кучи штаны и обшарил карманы — как выяснилось, пропили мы не так уж и много.

Затем я осмотрел нагрудный карман. Наша с Тигренком часть гонорара за «подсолнух» была на месте.

Пересчитывать я не стал — пачки производили впечатление нетронутых. Да и вообще, ну кто бы это из сталкеров стал бы, как поганая жена из комедийного сериала, вытягивать из каждой пачки по купюре, вместо того Чтобы потибрить всю пачку целиком?