Полураспад - Страница 40

Вдобавок ко всему эта грибоподобная дрянь, густо облепляющая толстые стволы деревьев, — невидимая.

Точнее сказать, настолько успешно мимикрирующая под цвет и фактуру материала, на котором она проживает, что становится, по сути, невидимой.

То есть прислонился ты спиной как бы к стволу дерева, а на самом деле — к сгустку кислотной этой гадости. И катаешься потом по земле с вынимающим душу воем, на помощь зовешь.

И хорошо еще, если анестетик есть, который тебе позволит от боли с ума не сойти и до доброго доктора кое-как добраться. А если обезболивающего нет? Тогда пиши пропало. Ты — скорее всего покойник.

Вот такие грибы у нас в Зоне, если кто не знает…

Немало сталкеров лишились пальцев, рук, ног, кожи или как минимум одежды, прежде чем до всех нас наконец дошло, что такое Грибной Лес и в чем его подлость.

Я лично дважды возвращался за Периметр не солоно хлебавши из-за того, что, зайдя в Грибной Лес, что-то там некстати задел, к чему-то там неловко прислонился…

В общем, Грибной Лес пользовался заслуженной дурной славой. И воду родничка, который жизнерадостно бил из земли в тени трех берез, закрученных штопором неизвестной аномалией, пить тоже категорически не рекомендовалось — мол, козленочком станешь.

А то и чем похуже козленочка. Допустим, псевдоплотью.

Я много лет старался держаться от Грибного Леса подальше.

До тех пор, пока два года назад мы с Костей Тополем не вляпались в одну историю, где фигурировали занятые нами и не отданные крупные суммы, оскорбленные нашим поведением кредиторы и несколько дурно воспитанных парней, в просторечье зовущихся мародерами, которым кредиторы поручили взыскать с нас занятые нами суммы вместе с немалыми процентами…

Мародерами этими предводительствовал некто по кличке Монах.

Они поймали нас у Овечьего брода и принялись профессионально и жестко прессовать…

Тогда нам с Тополем пришлось туго.

Оба раненые, мы, однако, разделались с частью наших пленителей, когда самый опытный из них — Монах — и двое его самых крепких и свирепых подручных как раз отошли ненадолго по вызову с ПДА. И сразу бросились спасать наши шкуры. Спасать их нам пришлось в Грибном Лесу. Где и застала нас ночь.

Ту ночку я не забуду никогда!

У раненного в ногу Кости началось что-то вроде воспаления. Горячий, как кипятильник, он лежал на жухлой траве, обхватив руками голову, и громко, вслух бредил выл по-собачьи и раз в десять минут просил воды.

Да так жалобно и убедительно просил, что слеза наворачивалась на глаза!

Я и сам, признаться, страшно мучился от жажды.

Наши фляги — вместе со всеми прочими манатками — достались людям Монаха. Мы не пили и не ели уже двадцатый час.

Ситуация усугублялась тем, что на расстоянии в три метра от нас соблазнительно журчал родничок…

Во мне долго боролись здравомыслие и физиология.

«Нельзя ее пить. Ни в коем случае. Самое малое — заболеешь лучевой. А то и сойдешь с ума, проживешь остаток жизни, изображая животное белку или животное антилопу», — бормотал упрямый Комбат-рационалист.

Ну а Комбат-пофигист возражал ему:

«Про лучевую бабка надвое сказала. Про животное белку — тоже может быть фантазии. Но главное, если я сейчас же не напою Тополя, он может от горячки и вовсе сканать. У меня на руках сканать. Без всякой лучевой. А если я не попью сам, у меня помутится рассудок, и я не смогу даже вытащить раненого Тополя за пределы Периметра!» Моя борьба с самим собой продолжалась часов шесть.

На рассвете — помню, как я искренне, по-детски радовался утренним сумеркам, — я положил с прибором на все «нельзя» и все-таки погрузил ладони в текучий ледяной хрусталь родничка.

Умыл лицо — помню, как пощипывало рану на подбородке и свежую ссадину над бровью. Затем пополоскал рот. И сам не заметил как… выпил глоток! Потом еще глоток. И еще двадцать полноценных глотков.

Какой же сладкой, божественно сладкой была та вода!

Затем я подтащил беспрестанно бредящего Тополя к ручейку и дал ему напиться.

Я был уверен: теперь все пойдет на лад!

Помню, как я сидел в центре той самой поляны, в сердце Грибного Леса, и думал о том, что жизнь всетаки прекрасна, что занимать деньги можно лишь в крайнем случае и то желательно у банков, а не у бандитов. И что Хозяевам Зоны определенно присуще утонченное чувство гармонии, если в таком страшном и неблаговидном месте они поместили единственный на пол-Зоны источник чистой пресной воды…

А еще я думал о том, что за всю ночь нас с Тополем — таких беззащитных — не потревожил ни один мутант, ни один припять-кабан, словно бы и не в Зоне мы ночевали, а вне ее пределов, в обычном таком лесу.

Именно тогда я понял: если не лапать стволы деревьев, облепленные смертоносными грибами-невидимками, и соблюдать простейшие меры предосторожности, Грибной Лес ночью — это просто находка для сталкера.

Мутанты, которые боятся грибов-невидимок, туда не суются. Аномалий крайне мало (обычно на поляне возле родничка водится одна-единственная жадинка).

Кроме того, есть свежая вода — и для гигиены, и для питья. Чем не рай?

Конечно, делиться своими открытиями с кем-либо, кроме Тополя, я не спешил. Я же не ученый, в конце концов. Никаких клятв, пусть и чисто символических, про «знание, которое должно служить человечеству», выпускаясь из универа, я не давал…

В частности, потому, что универ так и не окончил.

Я думал так: кому надо, те и сами к тем же выводам, что и я, легко придут. А кому не надо — так тому и не надо.

Теперь вот Тигренок тоже будет знать про Грибной Лес, а значит, сможет разболтать.